Про ковшик.
Я очень люблю походы — причем, скорее, ту их часть, когда ты собираешься, перебираешь короб с походной кухней, проверяешь комплект кольев для палатки, на месте ли спички, горелка, и тысяча других мелочей, в большинстве своём бесполезных, но дающих тебе чувство уверенности. Зимой же развлекаешь себя тем, что смотришь фотографии, рисуешь маршруты на картах, ставишь точки в местах, куда мечтал бы съездить, ходишь в магазины туристического снаряжения, чтобы спустить пару тысяч на очередную очень важную ерунду, которую потом, таким ещё не близким летом, будешь, ругаясь, запихивать в плотно набитый рюкзак.
Давным-давно, в прошлой жизни, я раздобыл три алюминиевых котелка — почти неубиваемых и настолько простых, что, пожалуй, самым интересным элементом в них была упаковка с гордой надписью "Набор Походных Котелков". Я представлял себе гениального сыщика с верным товарищем, уезжающих на Континент в погоне за зловещим профессором Мориарти. А какой джентльмен без Набора Походных Котелков? То-то же! Коробку я оставил, и хранил в ней, помнится, шапки.
Вопрос с посудой, казалось бы, был решён на долгие походные годы, но тут, я увидел то, о чём мечтал ещё в детстве, читая Жюля нашего Верна.
Набор походной посуды. Аскетичный, компактный настолько, что умещался в самый большой из котелков, матрёшкой вмещавший всё что там было в комплекте: две тарелки, две чашки, сковорода для жарки яичницы из одного яйца и ковшик со складной ручкой. Стоило это чудо инженерной мысли, разумеется, непоправимо дорого. Да и зачем мне, при наличии джентльменского набора, какой-то там плебейский ковшик за все деньги мира?
Время шло. Поездки продолжались, я, постоянно забывая треногу, на которой полагалось крепить над очагом котелки, наловчился использовать их и без неё. Набор из ковшика, двух чашек-тарелок, и, конечно же, сковороды, выжидал. Мы смотрели друг на друга две зимы подряд — ковшик на меня, я — на него, на ценник, и снова на него.
А потом всё закончилось. Вопросы разряда "куда я поеду летом?" сменились вопросами "а будет ли лето вообще?". Горизонт планирования, схлопнулся, свернулся в трубочку, и укатился в другой, более лучший мир.
Поездки были. Много поездок, много молчания, много, чего уж, алкоголя и лежания на холодном песке, в надежде провалиться сквозь него туда же, куда до этого укатился и горизонт, и прежний мир, и будущее, и те карты с маршрутами, и город, где родился прадедушка, который ты больше не собираешься увидеть.
А ковшик, чтоб его, ждал. В последние дни перед закрытием магазина, на практически опустевшей полке с дефицитным, но уже не таким уж и нужным снаряжением для пикника (разве что на Обочине), с невообразимой скидкой, ждал меня совершенно бесполезный, даже в своём минимализме и удобстве, набор походной посуды.
— Значит, так надо, — пробормотал я себе под нос, и положил его в корзину.
— Ой, знаете, он некомплектный... — сообщила девушка на кассе, — Тут не хватает одного набора приборов.
— Значит так надо, — пожал плечами я. — Что уж поделаешь.
И забрал его, чтобы дома сложить в рюкзак, который чёрт знает когда куда-то ещё поедет.
Уже больше года, как ни коробки со смешным названием, ни тёмно-зеленого станкового рюкзака, ни машины, на которой можно было заехать в самые дальние края, чтобы уткнуться в очередной забор, ни холодного балтийского песка, ни друга, с которым, словив третье дыхание после дня за рулём, тащишь из чащи сухую берёзу с дом высотой, — всего этого поблизости больше нет. Есть чужие улицы, холмистый город, непохожий на твой, до умопомрачения голубое небо, прозрачное и тёплое море в дне езды, другие люди и новые друзья, почти завершённая книга, и ещё десяток придуманных.
А ещё есть две тарелки, две чашки, сковорода для жарки яичницы из одного яйца и, конечно же, ковшик со складной ручкой, купленный за все деньги мира. Со скидкой. Часть не случившегося прошлого, зыбкого настоящего и, вероятно, туманного будущего. Да и ты, конечно, никакой не джентльмен, а кто-то, просто тоже уехавший на Континент.
А значит, и с чаем, супом, компотом, и, возможно, даже, яичницей из одного яйца, если позволят финансы. И, выходит, каким-то будущим.
Неразлучные, как Холмс и Ватсон. Повидавшие и воду Балтики, и степи между Костанаем и Карагандой. Лютый холод Астаны, когда на балконе взрывается забытое шампанское, а получившийся из него снег высыпается, конечно же, в ковшик — то ли как дар богам, то ли как знак подкрадывающегося алкоголизма. Помнящие, как страшный сон, еле греющуюся конфорку микроскопической плиты на микроскопической же кухне первой (снятой, однако, за космические деньги), квартиры в Белграде. Вспоминающие, с надеждой вернуться, тёплые октябрьские вечера в доме на берегу Адриатики.
